Читаем без скачивания Отступившие в океан [Самуры; Пришельцы из Гондваны] - Александр Колпаков

Он был недоволен не только крабами. Его вообще тяготила жизнь на пустынном атолле, вдали от привычных удобств. По натуре он не был землепроходцем или мореплавателем. Поэтому, когда очередная антарктическая экспедиция высадила его во главе группы научных сотрудников на рифы Марии-Терезии для изучения фауны Южного океана, он пытался увильнуть от "робинзонады". Пока спешно монтировали домик станции и выгружали приборы, имущество, продовольствие, Солохин настойчиво предлагал вместо себя другие кандидатуры. Но академик Зуев, руководитель антарктической, не любил менять своих решений, и Солохину пришлось покориться. Оставив группу, дизель-электроход "Ангара" поплыл дальше, к морю Беллинсгаузена. При возвращении на родину он должен был забрать исследователей.

Солохин нисколько не поступился своими привычками даже здесь, на пустынном острове. В первые же дни "робинзонады" он вывесил на дверях крохотной комнатки станции — своего "кабинета" — график докладов о выполнении плана и расписание производственных совещаний.

Первой докладывала Валентина — об экспериментах, начатых еще в институте и продолженных здесь. Вот уже второй час она сидела перед Солохиным и со злостью разглядывала его аккуратную лысину. "Сколько можно читать пять страничек из школьной тетради". А Солохин будто заснул над заключительными фразами отчета. Наконец он перевернул последнюю страницу, придавил ее ладонью, вздохнул и вкрадчиво спросил:

— Это ваше собственное мнение?

— Что вы имеете в виду? — насторожилась девушка.

— Отнюдь не узелковые письмена инков. Ваши выводы по работе.

— Не понимаю, — холодно сказала Валентина, и ее серо-голубые глаза позеленели — верный признак нарастающего гнева. Но внешне Валентина оставалась спокойной. Недаром Митя Волков прозвал ее тихой, выдержанной злючкой.

— Ах, не понимаете? — скорбно усмехнулся Солохин. — Тогда, с вашего позволения, я прочту.

Он взял отчет и монотонным, бесцветным голосом произнес:

— "Опыты показали, что вполне возможно управление нервными рефлексами крабов. Если ввести им определенную дозу аргинина, то этот метаболит[1] подавит ферментативную систему. Адаптация — приспособление к условиям среды нарушается, возникают новые нервные связи".

Солохин умолк и выжидательно посмотрел на Валентину. Она спокойно встретила его взгляд.

— Так что вы хотите этим сказать? — продолжал Солохин, постукивая пальцем по странице. — Интерпретируйте, пожалуйста.

Валентина молча смотрела в окно. Ветер гнал по берегу лагуны песок, засохшие пальмовые листья, яростно рвал книгу из рук Волкова, примостившегося у входа в хижину. Вокруг "Кашалота" деловито сновали Гриша и Папин. Вдали, на рифе, пенился прибой, а еще дальше синел безбрежный океан. Валентине вдруг захотелось бросить все — молекулярную биологию крабов, нудное описание фауны моря. Валяться бы целыми днями на ослепительно белом песке, купаться до одурения, а вечерами слушать завораживающую музыку прибоя. А то изволь догадываться, чего хочет от нее безукоризненно вежливый и бесконечно скучный Солохин.

— Я жду, — недовольно произнес он. Встал из-за стола, прошелся по тесной комнатке. Был Солохин кругленький, плотный, какой-то обтекаемый. Походка мягкая, скользящая. А очки придавали ему поразительное сходство с ученым котом.

Валентина посмотрела на свои исписанные листки, лежавшие на столе.

— Написано понятно, Сергей Петрович.

— О, да, — преувеличенно любезно подтвердил Солохин. — Но ваши выводы противоречат общепризнанной концепции… — он сделал многозначительную паузу, — академика Зуева.

"Ах, вот оно что, — подумала девушка. — Так бы сразу и говорил".

— Выводы я не придумала, — сказала Валентина сдержанно. — Они сами вытекают из фактов. И экспериментировала я, кстати, по методике Зуева.

— Возможно, — охотно согласился Солохин. Снова подошел к столу, сел. Однако ваше открытие вряд ли порадует шефа. — Это "открытие" сочилось ядовитой иронией. — Кроме того, академик потребует более веских доказательств. Лично у меня нет никакого желания вступать с ним в дискуссию. — Солохин встал, любезное выражение исчезло с его румяного лица. — Так вот… спрячьте эти выводы и никому не показывайте. Советую вам…

Не дослушав, Валентина встала и вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Недоумение и обида переполняли ее. Она отправилась в экспедицию в радостном предчувствии чего-то необыкновенного, вошедшего отныне в ее жизнь. И вот такой выговор.

Пройдя к лабораторному столу, она открыла рабочий журнал и стала проверять записи. Нет, все верно, выводы обоснованны, хотя и противоречат концепции академика. Тем более надо продолжать опыты по управлению адаптацией. Валентина задумалась и не слышала, как вошел Митя.

— Чем недовольны? — заглядывая ей в лицо, поинтересовался Волков самоуверенным молодым баском.

— Оставь меня в покое, — сухо ответила Валентина, не оборачиваясь. — Я занята.

— Что за тон? — возмутился Митя. Не дождавшись ответа, произнес менее уверенно:

— Поступила высочайшая директива. Солохин приказывает выходить в море. За образцами глубоководной фауны.

Валентина вздохнула:

— Хорошо.

Готовый к отплытию "Кашалот" стоял у импровизированного причала. Аппарат так и сверкал металлом и пластиком. Чувствовалось, что Вахнин любит и холит свое детище, и нет у него другой заботы. Сейчас он и Митя, высунувшись из люка, оживленно переговаривались. Их голоса и веселый смех далеко разносились над лагуной. Увидев Валентину, Гриша выскочил на причал. Высокий, немного сутулый, с широкой грудью и плечами, он был похож па боксера. Тем забавнее выглядели его неуклюжие попытки изобразить галантного кавалера.

— Рад принять вас на борт, Валя. Прошу!

И вдруг подхватил ее на руки, крепко стиснул, закружил. Валентина сдержанно улыбалась. Нельзя было обижаться на этого добродушного парня.

— Полегче, кашалот, — ревниво сказал Митя. — Отпусти человека. Не видишь разве — сердится.

Вахнин бережно поставил Валентину на ноги и участливо спросил:

— Что он говорит? Кто мог тебя обидеть?

Валентина натянуто рассмеялась:

— У меня все в порядке. Лучше скажи, сколько пробудем в море?

— Десять в пятой степени секунд, — ответил за Вахнина Митя, тоже спрыгивая на причал. — Что равно в свою очередь одной десятимиллиардной галактического года.

— Увянь, болтун, — сказал Гриша, — не то брошу в море. Он сделал молниеносный выпад, чтобы поймать Волкова за шиворот, но тот ловко увернулся.